В молодости я совершал поступки, которые в настоящее время абсолютно неприемлемы для меня. Мое сегодняшнее мировоззрение и взгляд на жизнь изменились, и я осознаю, что некоторые из моих поступков были безрассудными и опрометчивыми. Однако…
В прошлом я был готов на любые безумные поступки и писал об этом рассказы, порой вызывающие у читателей неопределенные чувства за прочитанное. Я всегда был очень восприимчивым к окружающему миру и впитывал сполна в себя все происходящее. Летел вперед, не задумываясь о возможных последствиях. Однако где-то внутри чувствовал, что ничего плохого со мной не случится. Это была своего рода уверенность, внутренний оберег, который позволял совершать неординарные вещи.
Хотя я никогда не причинял вреда другим людям, наоборот, старался защищать окружающих от зла. Увы. Многие друзья детства закончили свой жизненный путь на Зеленой горке. Это было название улицы в моем городке на Ямале, где находилось кладбище.
В то же время, собственноручно созданный хаос в моей жизни стимулировал моё творчество. Каждый яркий эпизод, каждая эмоция откладывались в моей душе и находили свое отражение в моих рассказах, повестях и стихах. Возможно, мои произведения и вызывали у некоторых читателей «испанский стыд», но я всегда был искренен и честен перед ними.
Представляю вашему вниманию несколько разрозненных глав из моей книги «Зауральские самоцветы». Большинство событий, описанных в ней, основаны на реальных событиях, произошедших со мной и моими близкими. Я не буду раскрывать конкретные детали и указывать, где выдумка, а где реальность. Поэтому, если вас заинтересуют опубликованные главы, рекомендую прочитать всю книгу. Возможно, вы узнаете себя или кого-нибудь из ваших знакомых в описанных строках.
В прошлом я был готов на любые безумные поступки и писал об этом рассказы, порой вызывающие у читателей неопределенные чувства за прочитанное. Я всегда был очень восприимчивым к окружающему миру и впитывал сполна в себя все происходящее. Летел вперед, не задумываясь о возможных последствиях. Однако где-то внутри чувствовал, что ничего плохого со мной не случится. Это была своего рода уверенность, внутренний оберег, который позволял совершать неординарные вещи.
Хотя я никогда не причинял вреда другим людям, наоборот, старался защищать окружающих от зла. Увы. Многие друзья детства закончили свой жизненный путь на Зеленой горке. Это было название улицы в моем городке на Ямале, где находилось кладбище.
В то же время, собственноручно созданный хаос в моей жизни стимулировал моё творчество. Каждый яркий эпизод, каждая эмоция откладывались в моей душе и находили свое отражение в моих рассказах, повестях и стихах. Возможно, мои произведения и вызывали у некоторых читателей «испанский стыд», но я всегда был искренен и честен перед ними.
Представляю вашему вниманию несколько разрозненных глав из моей книги «Зауральские самоцветы». Большинство событий, описанных в ней, основаны на реальных событиях, произошедших со мной и моими близкими. Я не буду раскрывать конкретные детали и указывать, где выдумка, а где реальность. Поэтому, если вас заинтересуют опубликованные главы, рекомендую прочитать всю книгу. Возможно, вы узнаете себя или кого-нибудь из ваших знакомых в описанных строках.
Что касается вопроса: стыдно ли мне за свое прошлое? Отвечу проще: если бы мне дали возможность вернуться назад и что-то изменить в прошлом, я бы отказался и оставил все как есть. Ведь только благодаря всему случившемуся я стал именно тем, кем являюсь сегодня…
Зауральские самоцветы
Глава седьмая
Вечер. Конец рабочего дня. Почти все уже разъехалась по домам. Матвей, отбросив в сторону все дела и наброски нового проекта, с головой погрузился в интернет. Сначала полазил по новостным сайтам. Затем автоматически заглянул на свою страничку в «одноклассниках», на которой настоящих-то однокашников зарегистрировано всего пятеро, остальные - люди, с которыми он когда-то работал, либо друзья и знакомые, приобретенные во взрослой жизни. Причем с некоторыми он пересекался всего один-два раза. Искать и коллекционировать виртуальных друзей было не в его правилах, поэтому, если кто-то «набивался к нему в друзья», он всегда радушно регистрировал нового френда.
Ни для кого не секрет, что этот сайт полностью контролируется «силовиками» и, ко всему прочему, именно через этот портал судебные приставы полным ходом и очень успешно разыскивают недобросовестных неплательщиков алиментов и штрафов. К этой категории граждан Матвей пока не относился, именно поэтому в свое время без опасений зарегистрировался на различных сайтах многослойного рунета.
Матвей, рассматривая «превьюшки» друзей, совершенно случайно кликнул на фото настоящей одноклассницы, оставшейся в этом городе.
- Хороша, чертовка! – прошептал он, разглядывая загорелую девушку в откровенном купальнике, сфотографированную, по всей видимости, где-то на турецком побережье, - Позвонить, что ли?
Года два назад, после встречи выпускников, прилично накачавшись шампанским, водкой и отполировав затем все выпитое пивом, они, может от нахлынувших школьных подростковых чувств или просто для разнообразия, переспали. Сейчас уже трудно рассуждать, кто кого в том состоянии поимел. Поутру, не глядя друг другу в глаза, обменялись номерами телефонов и разошлись в разные стороны…
- Чем занимаешься? – нежно опустив руки на его плечи, произнесла Мария.
От неожиданности Матвей перепугался и начал быстро кликать по «окнам», пытаясь скрыть от нее содержимое, светящееся на мониторе. Как назло, фотка одноклассницы зависла и никак не хотела закрываться.
- Ничего девочка. По порносайтам лазишь? – с улыбкой подколола она.
- Ну да! А что остается делать? У вас же, Мария Александровна, нет на меня времени. Вот и приходится искать на стороне других сук.
- Я хотела поговорить с тобой очень серьезно, Матвей, - строго, словно надменная учительница или завуч школы, произнесла Маша.
- Родителей хотите в школу вызвать? – попытался отшутиться он.
- Давай без сарказма. Мне надоело. Эти сплетни, недомолвки… Короче, хочу прекратить с тобой все отношения. Понимаешь, мы движемся в тупик, вернее, уже в тупике. О дальнейших отношениях не может быть и речи. Мне тяжело, больно и совсем не хочется, чтобы было еще больнее. У меня есть ощущение, что Алексей начинает обо всем догадываться. Он пока молчит, но если все выплывет, это будет пиздец! Голову отвернет, не глядя!
Матвей уставился в пол, разглядывая потертый линолеум, пытаясь переварить полученную информацию. Внезапно вскочив со стула, он прижал ее к себе. Покрывая страстными поцелуями, Мотя знал все самые «слабые» ее места: нежные прикосновения губ к лицу, ласки мочек ушей, легкие укусы вокруг шеи…
- Прекрати, пожалуйста, - истомно шептала она, но из его объятий не вырывалась.
- Пойдем, - тихо сказал он, взяв ее за руку.
Выйдя из кабинета Матвея, они прямиком направились к закрытой двери гендиректрисы:
- Смотри! – он вытащил из кармана джинсов небольшой ключик, - Сейчас будет фокус!
Несколько движений ключиком, и вот они посреди святая святых рекламной фирмы «Зауральские самоцветы». По стенам кабинета - грамоты, благодарственные письма, на мебели - всевозможные сувениры и награды. Все напоминало музей или, как в старину говорили, Ленинскую комнату.
- Ты что, спятил совсем? Откуда у тебя ключи от ее кабинета? – Маше этот расклад мало что не понравился, но и напугал. – Пойдем отсюда быстрее…
- Расслабься, никто не узнает, - усевшись в кресло, больше напоминающий трон Веры Валентиновны, Матвей закинул ноги на стол. – Как я тебе? Похож на руководителя? Что Вы нам сегодня, Мария Александровна, покажете? – тоном, слегка напоминающим гендиректрису, простонал он.
Маша улыбнулась, но внутреннее волнение по-прежнему не отставало.
-Ты конченый придурок! Тебе об этом еще никто не говорил? Пойдем отсюда, у меня мурашки по коже от этого кабинета. Здесь как в мавзолее, Ленина только на столе не хватает.
- Подойди ко мне, пожалуйста, - с легкой хрипотцой в голосе прошептал он.
Мария прекрасно осознавала, чем это «подойди ко мне» закончится, но, наперекор здравому смыслу, подошла.
- Присаживайтесь, Ваше величество. Сегодня я буду Вашим рабом! – Матвей опустился на одно колено рядом с креслом и одной рукой помог забраться ей на трон.
Она тихонечко присела на краешек кресла, но, ощутив непонятно откуда-то нахлынувшее чувство, поудобнее расположилась на мягком приятном кожаном троне.
Матвей потихонечку начал снимать сначала одну туфельку на высокой шпильке, затем другую. Также аккуратно стянул с нее колготки и трусики. Маша сидела молча, ни разу при этом не шелохнувшись. Он начал покрывать поцелуями сначала ступни, потом ножки, все выше и выше поднимаясь. Дойдя до заветной цели, он нежно, слегка играя языком, начал высасывать ее природный сок. Мария схватилась за ручки кресла, ее тело вжалось глубже. Мысли и голова словно разорвалась на маленькие частички от удовольствия. Стиснув зубы, она еле слышно начала постанывать, а Матвей все интенсивнее и агрессивнее продолжал окучивать ее волшебную грядку. Убедившись, что Маша абсолютно готова ко всему, что будет дальше, быстро расстегнул ширинку и погрузил своего друга в предварительно обработанный бутон своей королевы.
Во время основательных движений Матвей буквально погрузился в нирвану, в глазах засверкали яркие частички, может, именно поэтому он излил свою душу вовнутрь души своей возлюбленной.
- Заебись! – произнес он, обессилено рухнув пол у ног своей госпожи.
После нескольких минут тишины царица провозгласила:
- Это все! Приехали! Тупик! - она поднялась с кресла, перешагнув через своего раба, начала одеваться.
- Маша, это не тупик! Это начало. Начало чего-то нового, хорошего, доброго, - как-то по-детски произнес Мотя.
- Не звони и не пиши! Ни по аське, ни по мылу. Все. Найди себе новую жертву, благо у нас в городе с девушками или малолетками проблем нет. А меня, пожалуйста, оставь в покое. Я устала, ты уничтожил меня. Не знаю, чего ты хотел добиться, в общем, поздравляю, можешь поставить напротив моей фамилии очередную звездочку, типа, «я трахнул самую крутую телку в офисе!». Прощай…
Маша вышла из кабинета и, секунду спустя, у нее на глазах навернулись слезы. Слезы обиды и душевной боли: «Я люблю его! Люблю! Ненавижу! Сука! Сволочь!». В голове крутились только эти слова. Постояв несколько минут на улице, она взяла себя в руки и вызвала такси. Когда подъехала машина, она, мило улыбнувшись таксисту, попросила отвезти ее совсем не домой, а по адресу, где жила коллега, непосредственная наставница, подруга и просто отдушина - Наталья.
У Матвея на душе скребли кошки. Еще бы, такого поворота событий он никак не ожидал. Внутри постепенно начинала воспаляться давняя обида на весь женский род вперемешку со злостью. «Успокойся! Только не сейчас! Все хорошо! Все будет хорошо!» - аутотренинг в такие моменты раньше ему всегда помогал, только сейчас эмоции переполняли и брали верх над благоразумием. Забежав в свой кабинет, он сорвал со стола клавиатуру и несколько раз долбанул ее об пол. После такой небольшой разрядки Мотя чуток пришел в себя. И тут раздался звонок мобилы:
- Слушаю, - резко проронил он.
- Кораблев, это ты? – в трубке прозвучал знакомый до боли голос.
- Я. А кто это?
- Софи Зарецкая, одноклассница твоя, помнишь?
- А что у тебя с голосом? Как-то грустно, без особого энтузиазма ты меня приветствуешь, - попытался пошутить он.
- У меня мама умерла. Мотя, сможешь ко мне сейчас приехать?
- Тетя Нина?! О, боже! Конечно, сейчас, подожди, - Матвей растерялся от этой безумной новости, - Ты там же живешь? В общем, жди, я через минут тридцать буду…
«Беда никогда не приходит одна: сначала изрезанная Настенька, теперь мать одноклассницы!» - У Матвея закружилась голова. Он задышал учащеннее, глубоко вдыхая и выдыхая воздух, пытаясь окончательно не потерять ориентацию в пространстве:
- Зарецкая! А ведь только час назад я думал о тебе…
Ни для кого не секрет, что этот сайт полностью контролируется «силовиками» и, ко всему прочему, именно через этот портал судебные приставы полным ходом и очень успешно разыскивают недобросовестных неплательщиков алиментов и штрафов. К этой категории граждан Матвей пока не относился, именно поэтому в свое время без опасений зарегистрировался на различных сайтах многослойного рунета.
Матвей, рассматривая «превьюшки» друзей, совершенно случайно кликнул на фото настоящей одноклассницы, оставшейся в этом городе.
- Хороша, чертовка! – прошептал он, разглядывая загорелую девушку в откровенном купальнике, сфотографированную, по всей видимости, где-то на турецком побережье, - Позвонить, что ли?
Года два назад, после встречи выпускников, прилично накачавшись шампанским, водкой и отполировав затем все выпитое пивом, они, может от нахлынувших школьных подростковых чувств или просто для разнообразия, переспали. Сейчас уже трудно рассуждать, кто кого в том состоянии поимел. Поутру, не глядя друг другу в глаза, обменялись номерами телефонов и разошлись в разные стороны…
- Чем занимаешься? – нежно опустив руки на его плечи, произнесла Мария.
От неожиданности Матвей перепугался и начал быстро кликать по «окнам», пытаясь скрыть от нее содержимое, светящееся на мониторе. Как назло, фотка одноклассницы зависла и никак не хотела закрываться.
- Ничего девочка. По порносайтам лазишь? – с улыбкой подколола она.
- Ну да! А что остается делать? У вас же, Мария Александровна, нет на меня времени. Вот и приходится искать на стороне других сук.
- Я хотела поговорить с тобой очень серьезно, Матвей, - строго, словно надменная учительница или завуч школы, произнесла Маша.
- Родителей хотите в школу вызвать? – попытался отшутиться он.
- Давай без сарказма. Мне надоело. Эти сплетни, недомолвки… Короче, хочу прекратить с тобой все отношения. Понимаешь, мы движемся в тупик, вернее, уже в тупике. О дальнейших отношениях не может быть и речи. Мне тяжело, больно и совсем не хочется, чтобы было еще больнее. У меня есть ощущение, что Алексей начинает обо всем догадываться. Он пока молчит, но если все выплывет, это будет пиздец! Голову отвернет, не глядя!
Матвей уставился в пол, разглядывая потертый линолеум, пытаясь переварить полученную информацию. Внезапно вскочив со стула, он прижал ее к себе. Покрывая страстными поцелуями, Мотя знал все самые «слабые» ее места: нежные прикосновения губ к лицу, ласки мочек ушей, легкие укусы вокруг шеи…
- Прекрати, пожалуйста, - истомно шептала она, но из его объятий не вырывалась.
- Пойдем, - тихо сказал он, взяв ее за руку.
Выйдя из кабинета Матвея, они прямиком направились к закрытой двери гендиректрисы:
- Смотри! – он вытащил из кармана джинсов небольшой ключик, - Сейчас будет фокус!
Несколько движений ключиком, и вот они посреди святая святых рекламной фирмы «Зауральские самоцветы». По стенам кабинета - грамоты, благодарственные письма, на мебели - всевозможные сувениры и награды. Все напоминало музей или, как в старину говорили, Ленинскую комнату.
- Ты что, спятил совсем? Откуда у тебя ключи от ее кабинета? – Маше этот расклад мало что не понравился, но и напугал. – Пойдем отсюда быстрее…
- Расслабься, никто не узнает, - усевшись в кресло, больше напоминающий трон Веры Валентиновны, Матвей закинул ноги на стол. – Как я тебе? Похож на руководителя? Что Вы нам сегодня, Мария Александровна, покажете? – тоном, слегка напоминающим гендиректрису, простонал он.
Маша улыбнулась, но внутреннее волнение по-прежнему не отставало.
-Ты конченый придурок! Тебе об этом еще никто не говорил? Пойдем отсюда, у меня мурашки по коже от этого кабинета. Здесь как в мавзолее, Ленина только на столе не хватает.
- Подойди ко мне, пожалуйста, - с легкой хрипотцой в голосе прошептал он.
Мария прекрасно осознавала, чем это «подойди ко мне» закончится, но, наперекор здравому смыслу, подошла.
- Присаживайтесь, Ваше величество. Сегодня я буду Вашим рабом! – Матвей опустился на одно колено рядом с креслом и одной рукой помог забраться ей на трон.
Она тихонечко присела на краешек кресла, но, ощутив непонятно откуда-то нахлынувшее чувство, поудобнее расположилась на мягком приятном кожаном троне.
Матвей потихонечку начал снимать сначала одну туфельку на высокой шпильке, затем другую. Также аккуратно стянул с нее колготки и трусики. Маша сидела молча, ни разу при этом не шелохнувшись. Он начал покрывать поцелуями сначала ступни, потом ножки, все выше и выше поднимаясь. Дойдя до заветной цели, он нежно, слегка играя языком, начал высасывать ее природный сок. Мария схватилась за ручки кресла, ее тело вжалось глубже. Мысли и голова словно разорвалась на маленькие частички от удовольствия. Стиснув зубы, она еле слышно начала постанывать, а Матвей все интенсивнее и агрессивнее продолжал окучивать ее волшебную грядку. Убедившись, что Маша абсолютно готова ко всему, что будет дальше, быстро расстегнул ширинку и погрузил своего друга в предварительно обработанный бутон своей королевы.
Во время основательных движений Матвей буквально погрузился в нирвану, в глазах засверкали яркие частички, может, именно поэтому он излил свою душу вовнутрь души своей возлюбленной.
- Заебись! – произнес он, обессилено рухнув пол у ног своей госпожи.
После нескольких минут тишины царица провозгласила:
- Это все! Приехали! Тупик! - она поднялась с кресла, перешагнув через своего раба, начала одеваться.
- Маша, это не тупик! Это начало. Начало чего-то нового, хорошего, доброго, - как-то по-детски произнес Мотя.
- Не звони и не пиши! Ни по аське, ни по мылу. Все. Найди себе новую жертву, благо у нас в городе с девушками или малолетками проблем нет. А меня, пожалуйста, оставь в покое. Я устала, ты уничтожил меня. Не знаю, чего ты хотел добиться, в общем, поздравляю, можешь поставить напротив моей фамилии очередную звездочку, типа, «я трахнул самую крутую телку в офисе!». Прощай…
Маша вышла из кабинета и, секунду спустя, у нее на глазах навернулись слезы. Слезы обиды и душевной боли: «Я люблю его! Люблю! Ненавижу! Сука! Сволочь!». В голове крутились только эти слова. Постояв несколько минут на улице, она взяла себя в руки и вызвала такси. Когда подъехала машина, она, мило улыбнувшись таксисту, попросила отвезти ее совсем не домой, а по адресу, где жила коллега, непосредственная наставница, подруга и просто отдушина - Наталья.
У Матвея на душе скребли кошки. Еще бы, такого поворота событий он никак не ожидал. Внутри постепенно начинала воспаляться давняя обида на весь женский род вперемешку со злостью. «Успокойся! Только не сейчас! Все хорошо! Все будет хорошо!» - аутотренинг в такие моменты раньше ему всегда помогал, только сейчас эмоции переполняли и брали верх над благоразумием. Забежав в свой кабинет, он сорвал со стола клавиатуру и несколько раз долбанул ее об пол. После такой небольшой разрядки Мотя чуток пришел в себя. И тут раздался звонок мобилы:
- Слушаю, - резко проронил он.
- Кораблев, это ты? – в трубке прозвучал знакомый до боли голос.
- Я. А кто это?
- Софи Зарецкая, одноклассница твоя, помнишь?
- А что у тебя с голосом? Как-то грустно, без особого энтузиазма ты меня приветствуешь, - попытался пошутить он.
- У меня мама умерла. Мотя, сможешь ко мне сейчас приехать?
- Тетя Нина?! О, боже! Конечно, сейчас, подожди, - Матвей растерялся от этой безумной новости, - Ты там же живешь? В общем, жди, я через минут тридцать буду…
«Беда никогда не приходит одна: сначала изрезанная Настенька, теперь мать одноклассницы!» - У Матвея закружилась голова. Он задышал учащеннее, глубоко вдыхая и выдыхая воздух, пытаясь окончательно не потерять ориентацию в пространстве:
- Зарецкая! А ведь только час назад я думал о тебе…
Глава девятая
Тишина. Абсолютная тишина наводила на нее ужас безысходности. Она не слышала ничего кроме учащенного биения своего сердца. Хотя тело было крепко привязано белым шпагатом к деревянному стулу, у нее еще теплилась надежда освободиться от этих пут и остаться в живых. После многих и долгих неудачных попыток она убедилась, что вырваться на свободу не удастся. По щекам потекли слезы, слезы обиды и несправедливости, смешанные с жалостью к себе.
Он вошел в полутемную комнату. Увидев его фигуру в ореоле света, еле падающего сквозь заколоченное окно, ей захотелось кричать и звать кого-нибудь на помощь, но с наглухо заклеенным скотчем ртом сделать это было невозможно.
Достав из кожаных ножен большой охотничий нож, он поднес переливающее на свету лезвие к ее лицу.
- Привет, дорогая! Скучала по мне? – тихо прошептал он, медленно проводя ножом по скотчу, - Что ты молчишь? Кляп, наверное, мешает? Я оторву его, если пообещаешь, что не будешь кричать. Обещаешь?
В этот миг она была готова на все, чтобы хоть на несколько секунд глотнуть воздуха, поэтому кивнула. Он аккуратно вырезал небольшое отверстие в скотче, и она тут же стала глубоко дышать. Ей было все равно, что воздух помещения сперт и насквозь пропитан сыростью и гнилью.
- Перед смертью не надышишься, - с ехидной улыбкой произнес он, оттянув назад за волосы голову своей пленницы, приставил нож к горлу.
- Пожалуйста, пожалуйста, не делай мне больно, прошу тебя! – осипшим голосом взмолилась она.
- Тебе не будет больно, любимая, поверь мне, тебе это понравится. Я освобожу тебя от всего…
- Нет! Нет! – она попыталась закричать изо всех оставшихся сил, но острое лезвие уже полоснуло по нежной шее.
Из глубины тела вместе с остатками грешной души вырвался на свободу тихий последний стон. В глазах запечатлелась лишь стеклянная пустота отчаяния и страха…
Спокойно оглядев с ног до головы свою очередную жертву, он, довольный результатом начал снимать с себя перепачканную кровью одежду. Переодевшись в чистый спортивный костюм, он уже хотел уйти, как внезапно раздался звонок его мобильного телефона.
- Да! – грубо обронил он, - Хорошо, я скоро буду, - и отключился.
Его всегда раздражали любые звонки на его «Nokia», но поделать с этим он ничего не мог. Ему всегда нужно быть на связи.
Взглянув последний раз на истекающую кровью девушку, он облизал свои чуть обветрившиеся губы и вышел из заброшенного дома, приткнувшегося на окраине маленького городка…
Тишина. Абсолютная тишина наводила на нее ужас безысходности. Она не слышала ничего кроме учащенного биения своего сердца. Хотя тело было крепко привязано белым шпагатом к деревянному стулу, у нее еще теплилась надежда освободиться от этих пут и остаться в живых. После многих и долгих неудачных попыток она убедилась, что вырваться на свободу не удастся. По щекам потекли слезы, слезы обиды и несправедливости, смешанные с жалостью к себе.
Он вошел в полутемную комнату. Увидев его фигуру в ореоле света, еле падающего сквозь заколоченное окно, ей захотелось кричать и звать кого-нибудь на помощь, но с наглухо заклеенным скотчем ртом сделать это было невозможно.
Достав из кожаных ножен большой охотничий нож, он поднес переливающее на свету лезвие к ее лицу.
- Привет, дорогая! Скучала по мне? – тихо прошептал он, медленно проводя ножом по скотчу, - Что ты молчишь? Кляп, наверное, мешает? Я оторву его, если пообещаешь, что не будешь кричать. Обещаешь?
В этот миг она была готова на все, чтобы хоть на несколько секунд глотнуть воздуха, поэтому кивнула. Он аккуратно вырезал небольшое отверстие в скотче, и она тут же стала глубоко дышать. Ей было все равно, что воздух помещения сперт и насквозь пропитан сыростью и гнилью.
- Перед смертью не надышишься, - с ехидной улыбкой произнес он, оттянув назад за волосы голову своей пленницы, приставил нож к горлу.
- Пожалуйста, пожалуйста, не делай мне больно, прошу тебя! – осипшим голосом взмолилась она.
- Тебе не будет больно, любимая, поверь мне, тебе это понравится. Я освобожу тебя от всего…
- Нет! Нет! – она попыталась закричать изо всех оставшихся сил, но острое лезвие уже полоснуло по нежной шее.
Из глубины тела вместе с остатками грешной души вырвался на свободу тихий последний стон. В глазах запечатлелась лишь стеклянная пустота отчаяния и страха…
Спокойно оглядев с ног до головы свою очередную жертву, он, довольный результатом начал снимать с себя перепачканную кровью одежду. Переодевшись в чистый спортивный костюм, он уже хотел уйти, как внезапно раздался звонок его мобильного телефона.
- Да! – грубо обронил он, - Хорошо, я скоро буду, - и отключился.
Его всегда раздражали любые звонки на его «Nokia», но поделать с этим он ничего не мог. Ему всегда нужно быть на связи.
Взглянув последний раз на истекающую кровью девушку, он облизал свои чуть обветрившиеся губы и вышел из заброшенного дома, приткнувшегося на окраине маленького городка…
Часть 2
Глава первая
Я больше не взлетаю,
Довольствуюсь земною страстью.
Сползаю в пепелище, ища себя
В золе перегоревших чувств.
Для человеческой любви тебе одной
Я в жертву воскрешенья обращаюсь,
Сквозь боль предательства веду, спасаю,
И круг порока, созданный собственноручно,
Размыкаю. Душу очищая,
Безвозвратно забираю.
Глава первая
Я больше не взлетаю,
Довольствуюсь земною страстью.
Сползаю в пепелище, ища себя
В золе перегоревших чувств.
Для человеческой любви тебе одной
Я в жертву воскрешенья обращаюсь,
Сквозь боль предательства веду, спасаю,
И круг порока, созданный собственноручно,
Размыкаю. Душу очищая,
Безвозвратно забираю.
Терапевтическое отделение. На белой двери палаты синей краской аккуратно выведен номер тринадцать. Тринадцать - последний приют для тех, чей жизненный путь на этой бренной земле подошел к концу. Палата обреченных. Она ничем не отличалась от других – выкрашенные бело-серой краской стены, коричневый линолеум, металлические кровати на колесиках, белые деревянные тумбочки, небольшой туалет и душевая, отделанные голубым кафелем. Разница была только в атмосфере, а именно в непреодолимом спертом воздухе. В воздухе смерти, пропитанном спиртом от инъекций обезболивающих и разлагающихся тел еще живых людей... Никаких современных аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность умирающих больных, как в зарубежном синематографе, здесь сроду не было и никогда не будет.
Четыре утра. Матвей сидел на единственном в палате стуле у кровати, к которой на долгие месяцы была прикована изнуряющей болезнью его мама. Болезнью, медленно и мучительно разъедающей все ее внутренние органы. В простонародье эту хворь нарекли «раком», а медики – онкологией или просто «онкой».
- И-д-и, п-п-по-спи, - еле слышно синими губами заглатывая воздух, прошептала ему мама.
- Я не хочу. Мам, кислородом подышишь?!
Она кивнула головой и прикрыла глаза.
Матвей взял из-под капельницы тоненькие трубочки, присоединенные к синему баллону с кислородом, аккуратно подвел к ее носу и тихонько приоткрыл кран. Кислород под давлением зашипел и быстро проник в легкие. Ей было тяжело дышать, хотя еще две недели назад (несмотря на отказ заместителя главврача положить в больницу, чтобы не портить статистику по смертности в оздоровительном учреждении, Матвею удалось определить маму в ее родное терапевтическое отделение) она могла вполне самостоятельно ходить до туалета. Но несколько дней назад силы покинули ее и, упав, она сломала ключицу. После этого она не могла самостоятельно даже перевернуться на другой бок. Никаких шин или поддерживающих повязок, не говоря уж о гипсе, – видимо, это было уже не нужно. Она терпела - не стонала и не жаловалась на нечеловеческую боль, в отличие от таких же обреченных на смерть соседок по палате. Лишь только из-за того, что сама всю свою сознательную жизнь посвятила медицине и сталкивалась с человеческими трагедиями ежедневно.
Матвей молча смотрел на маленькое высохшее тельце, желтое кукольное личико… Душа выла и разрывалась от обиды, укоряя его за беспомощность. «Только бы не разрыдаться! Только бы выдержать все это!» - словно заклинание повторял он мысленно одно и то же.
Она приоткрыла глаза и замотала головой, тем самым дав знак убрать кислород. Мотя дрожащими руками отключил баллон и вытащил трубочки из ее носа.
- Может, тебе укол поставить?
Она кивнула. Кораблев вышел из палаты в поисках постовой медсестры. В это время весь медицинский персонал отдыхает: кто-то в ординаторской, кто-то в холле или в свободных палатах. Матвей знал это отделение как свои пять пальцев, во многом потому, что вырос здесь, на глазах у коллег матери.
- Извините, что побеспокоил. Тетя Таня, можно обезболивающее маме поставить? – вкрадчивым голосом поинтересовался у медсестры.
- Да, конечно, сейчас я подойду. Заодно и капельницу поставлю, - поднявшись с дивана, расположенного в холле, откликнулась она, - Как у нее дела?
Матвей не стал отвечать на этот вопрос, а просто кивнул рукой.
Вместе с медсестрой в палату вошла санитарка – Ирина Дубовиченко, одна из четырех Бамовских девчонок из детства Матвея.
- Сейчас мы ее переоденем, а потом укол и капельницу поставим, - тихо сказала тетя Таня.
- Хорошо, а что за капельница?
- Она же не может сама кушать, а так хоть через нее питание получит.
- Ира, я в курилку. Приходи, покурим, хорошо?
- Да, Мотя, договорились…
Через минут десять, когда Матвей закурил третью сигарету, пришла Ира и сразу поинтересовалась:
- Как ты себя чувствуешь? На тебе лица нет. Может, поспишь все-таки чуток? Там в соседней палате никого нет.
- Нет, спасибо, не могу. Давай не будем обо мне. Как у тебя дела? Сколько лет мы с тобой не виделись – ужас!
- Да, годы летят. Вот, как видишь, поломойкой здесь за копейки работаю, - улыбнувшись, ответила она. – Я сейчас, можно сказать, заново только жить начинаю. Замуж недавно вышла.
- Поздравляю! А кто он?
- Он не местный, гастарбайтер, - засмеялась она, - А если серьезно, я с ним встретилась, когда в очередной раз из зоны откинулась.
- А ты че, сидела?
- У меня четыре ходки – всего семь лет получилось. Вот такие дела.
- Ну ты, мать, даешь! Охуеть можно! Ты всегда безбашенной была, но, честно, не знал, что тебя так жизнь потрепала. Извини, конечно!
- Ничего страшного, сама виновата. Как у тебя жизнь сложилась? Слышала, ты развелся?
- Все в прошлом. Я не парюсь по этому поводу. У меня дочка растет, скоро в школу пойдет. А у тебя дети есть?
- Бог не дает пока. Грехи прошлого, наверное, всплывают. С ребятами-то из нашего бурного детства встречаешься? Я тут недавно Мишаньку Серова видела…
- Да, нет, - неуверенно ответил он, - С Филом несколько раз пересекался. Остальные – как в воду канули.
- Воробьевым, что ли? Этот гондон меня в четвертый раз на этап и определил. Кстати, кажется, после этого дела получил очередное звание.
- Не хило! Если не ошибаюсь, вы же, кажется, с ним когда-то любовь-морковь крутили?
- Вот из-за этого все и получилось. Дура неопытная была, резва и молода, кровь с молоком, как говорится, вот и допрыгалась. Он гнилой и очень опасный человек. Но я не осуждаю его. Бог ему судья. У меня сейчас другая жизнь, - затянувшись сигаретой «Золотая Ява», добавила, – Мне очень жаль, что у тебя так с мамой произошло. Она очень хороший человек. Держись, Мотя, держись!
- А как ваша с Маринкой мама?
- Она же повесилась.
- Извини, я не знал, прими мои соболезнования.
- До сих пор неизвестно, что тогда произошло. Я как раз домой ехала после отсидки. Приезжаю знакомить со своим будущим мужем, а тут похороны. Не могу поверить, что она руки на себя наложила. К тому же я с ней по телефону разговаривала за день до этого, она сказала, что очень ждет меня, - она говорила, а в голубых глазах ее сверкнули слезы, - Вот такие дела. Ладно, иди отдыхай, тебе нужны силы. Не беспокойся, я посижу рядом с твоей мамой.
- Спасибо, Ир. Я сам, - Матвей обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
Пять утра. Капельница капля за каплей через катетер вливалась вовнутрь ослабленного организма. Кораблев держал в своих руках обессиленную кисть матери, а по лицу предательски текли слезы. «Господи! За что? За что же ты так ее мучаешь! Господи!!! - взмолился он, - Прими же Ты ее душу, пожалуйста, прошу Тебя, Господи!!!»
Проговорив эти слова, оглядел капельницу и измученное тело матери; в голове пролетела темная мысль – эвтаназия. Он, не понимая себя, потянулся за подушкой…
- Матвей, - произнесла вошедшая медсестра, оборвав задуманное помутневшим умом Кораблева действо, - Ты меня слышишь? Я сейчас капельницу сниму. Кажется, она заснула. Пойдем, чайку попьем…
- Да. Да. Пойдемте. А то голова что-то закружилась…
Семь утра. Матвей держал полиэтиленовый пакет у рта мамы. Ее рвало. Это был последний знак. Очищение и освобождение организма от всего. Желчь выходила бесконечным потоком. Он еле успевал сливать все в тазик. Когда все закончилась, мама вздохнула, ее лицо резко переменилось. Она словно помолодела на несколько лет. Как будто стала той, которую он помнит с тех пор, когда был еще совсем ребенком.
- Мамочка! Мама! Я люблю тебя, - раньше он никогда не говорил ей таких слов, - Прости меня, пожалуйста! – сквозь слезы пролепетал он.
Непростые отношения. Гордость. Обиды. Все сейчас улетучилось, больше уже ничто не имело значения…
- Не пла-чь. На по-хо-ро-нах бу-де-шь пла-кать, - слегка улыбнувшись, прошептала она, - Сколь-ко вре-ме-ни?
- Без пяти восемь, - утирая слезы, ответил он, - Вот сейчас придет врач и пойдем домой. Ты же хочешь домой?
- Как мед-лен-но тя-нет-ся вре-мя, - выдохнув, произнесла она, - Да, пой-ду до-мой. За-ле-жа-ла-сь у-же, - лицо снова озарилось улыбкой…
Через несколько часов она ушла… Ушла домой… Навсегда…
Четыре утра. Матвей сидел на единственном в палате стуле у кровати, к которой на долгие месяцы была прикована изнуряющей болезнью его мама. Болезнью, медленно и мучительно разъедающей все ее внутренние органы. В простонародье эту хворь нарекли «раком», а медики – онкологией или просто «онкой».
- И-д-и, п-п-по-спи, - еле слышно синими губами заглатывая воздух, прошептала ему мама.
- Я не хочу. Мам, кислородом подышишь?!
Она кивнула головой и прикрыла глаза.
Матвей взял из-под капельницы тоненькие трубочки, присоединенные к синему баллону с кислородом, аккуратно подвел к ее носу и тихонько приоткрыл кран. Кислород под давлением зашипел и быстро проник в легкие. Ей было тяжело дышать, хотя еще две недели назад (несмотря на отказ заместителя главврача положить в больницу, чтобы не портить статистику по смертности в оздоровительном учреждении, Матвею удалось определить маму в ее родное терапевтическое отделение) она могла вполне самостоятельно ходить до туалета. Но несколько дней назад силы покинули ее и, упав, она сломала ключицу. После этого она не могла самостоятельно даже перевернуться на другой бок. Никаких шин или поддерживающих повязок, не говоря уж о гипсе, – видимо, это было уже не нужно. Она терпела - не стонала и не жаловалась на нечеловеческую боль, в отличие от таких же обреченных на смерть соседок по палате. Лишь только из-за того, что сама всю свою сознательную жизнь посвятила медицине и сталкивалась с человеческими трагедиями ежедневно.
Матвей молча смотрел на маленькое высохшее тельце, желтое кукольное личико… Душа выла и разрывалась от обиды, укоряя его за беспомощность. «Только бы не разрыдаться! Только бы выдержать все это!» - словно заклинание повторял он мысленно одно и то же.
Она приоткрыла глаза и замотала головой, тем самым дав знак убрать кислород. Мотя дрожащими руками отключил баллон и вытащил трубочки из ее носа.
- Может, тебе укол поставить?
Она кивнула. Кораблев вышел из палаты в поисках постовой медсестры. В это время весь медицинский персонал отдыхает: кто-то в ординаторской, кто-то в холле или в свободных палатах. Матвей знал это отделение как свои пять пальцев, во многом потому, что вырос здесь, на глазах у коллег матери.
- Извините, что побеспокоил. Тетя Таня, можно обезболивающее маме поставить? – вкрадчивым голосом поинтересовался у медсестры.
- Да, конечно, сейчас я подойду. Заодно и капельницу поставлю, - поднявшись с дивана, расположенного в холле, откликнулась она, - Как у нее дела?
Матвей не стал отвечать на этот вопрос, а просто кивнул рукой.
Вместе с медсестрой в палату вошла санитарка – Ирина Дубовиченко, одна из четырех Бамовских девчонок из детства Матвея.
- Сейчас мы ее переоденем, а потом укол и капельницу поставим, - тихо сказала тетя Таня.
- Хорошо, а что за капельница?
- Она же не может сама кушать, а так хоть через нее питание получит.
- Ира, я в курилку. Приходи, покурим, хорошо?
- Да, Мотя, договорились…
Через минут десять, когда Матвей закурил третью сигарету, пришла Ира и сразу поинтересовалась:
- Как ты себя чувствуешь? На тебе лица нет. Может, поспишь все-таки чуток? Там в соседней палате никого нет.
- Нет, спасибо, не могу. Давай не будем обо мне. Как у тебя дела? Сколько лет мы с тобой не виделись – ужас!
- Да, годы летят. Вот, как видишь, поломойкой здесь за копейки работаю, - улыбнувшись, ответила она. – Я сейчас, можно сказать, заново только жить начинаю. Замуж недавно вышла.
- Поздравляю! А кто он?
- Он не местный, гастарбайтер, - засмеялась она, - А если серьезно, я с ним встретилась, когда в очередной раз из зоны откинулась.
- А ты че, сидела?
- У меня четыре ходки – всего семь лет получилось. Вот такие дела.
- Ну ты, мать, даешь! Охуеть можно! Ты всегда безбашенной была, но, честно, не знал, что тебя так жизнь потрепала. Извини, конечно!
- Ничего страшного, сама виновата. Как у тебя жизнь сложилась? Слышала, ты развелся?
- Все в прошлом. Я не парюсь по этому поводу. У меня дочка растет, скоро в школу пойдет. А у тебя дети есть?
- Бог не дает пока. Грехи прошлого, наверное, всплывают. С ребятами-то из нашего бурного детства встречаешься? Я тут недавно Мишаньку Серова видела…
- Да, нет, - неуверенно ответил он, - С Филом несколько раз пересекался. Остальные – как в воду канули.
- Воробьевым, что ли? Этот гондон меня в четвертый раз на этап и определил. Кстати, кажется, после этого дела получил очередное звание.
- Не хило! Если не ошибаюсь, вы же, кажется, с ним когда-то любовь-морковь крутили?
- Вот из-за этого все и получилось. Дура неопытная была, резва и молода, кровь с молоком, как говорится, вот и допрыгалась. Он гнилой и очень опасный человек. Но я не осуждаю его. Бог ему судья. У меня сейчас другая жизнь, - затянувшись сигаретой «Золотая Ява», добавила, – Мне очень жаль, что у тебя так с мамой произошло. Она очень хороший человек. Держись, Мотя, держись!
- А как ваша с Маринкой мама?
- Она же повесилась.
- Извини, я не знал, прими мои соболезнования.
- До сих пор неизвестно, что тогда произошло. Я как раз домой ехала после отсидки. Приезжаю знакомить со своим будущим мужем, а тут похороны. Не могу поверить, что она руки на себя наложила. К тому же я с ней по телефону разговаривала за день до этого, она сказала, что очень ждет меня, - она говорила, а в голубых глазах ее сверкнули слезы, - Вот такие дела. Ладно, иди отдыхай, тебе нужны силы. Не беспокойся, я посижу рядом с твоей мамой.
- Спасибо, Ир. Я сам, - Матвей обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
Пять утра. Капельница капля за каплей через катетер вливалась вовнутрь ослабленного организма. Кораблев держал в своих руках обессиленную кисть матери, а по лицу предательски текли слезы. «Господи! За что? За что же ты так ее мучаешь! Господи!!! - взмолился он, - Прими же Ты ее душу, пожалуйста, прошу Тебя, Господи!!!»
Проговорив эти слова, оглядел капельницу и измученное тело матери; в голове пролетела темная мысль – эвтаназия. Он, не понимая себя, потянулся за подушкой…
- Матвей, - произнесла вошедшая медсестра, оборвав задуманное помутневшим умом Кораблева действо, - Ты меня слышишь? Я сейчас капельницу сниму. Кажется, она заснула. Пойдем, чайку попьем…
- Да. Да. Пойдемте. А то голова что-то закружилась…
Семь утра. Матвей держал полиэтиленовый пакет у рта мамы. Ее рвало. Это был последний знак. Очищение и освобождение организма от всего. Желчь выходила бесконечным потоком. Он еле успевал сливать все в тазик. Когда все закончилась, мама вздохнула, ее лицо резко переменилось. Она словно помолодела на несколько лет. Как будто стала той, которую он помнит с тех пор, когда был еще совсем ребенком.
- Мамочка! Мама! Я люблю тебя, - раньше он никогда не говорил ей таких слов, - Прости меня, пожалуйста! – сквозь слезы пролепетал он.
Непростые отношения. Гордость. Обиды. Все сейчас улетучилось, больше уже ничто не имело значения…
- Не пла-чь. На по-хо-ро-нах бу-де-шь пла-кать, - слегка улыбнувшись, прошептала она, - Сколь-ко вре-ме-ни?
- Без пяти восемь, - утирая слезы, ответил он, - Вот сейчас придет врач и пойдем домой. Ты же хочешь домой?
- Как мед-лен-но тя-нет-ся вре-мя, - выдохнув, произнесла она, - Да, пой-ду до-мой. За-ле-жа-ла-сь у-же, - лицо снова озарилось улыбкой…
Через несколько часов она ушла… Ушла домой… Навсегда…
Полностью скачать книгу можно перейдя по ссылке - "Зауральские самоцветы"
